В прошлом году был принят закон, запрещающий зачислять в школы детей мигрантов без соблюдения двух условий: легальных оснований для пребывания на территории России и достаточного знания русского языка, подтвержденного тестированием. Федеральный институт педагогических измерений (ФИПИ) предложил задания, которые одни законодатели посчитали слишком сложными (не каждый русский троечник справится), а другие, напротив, слишком примитивными — и потребовали «усложнить». Первоклассник, например, должен ответить на несколько вопросов и пройти тест на описание картинки, назвать предметы на фотографии, составить короткий рассказ… Со второго класса уже будут проверять навыки чтения и письма.

Иван Шилов ИА Регнум

Так или иначе, в этом году экспериментальное тестирование прошло в десяти регионах РФ. С заданиями справились 27 учеников из 44.

63 процента русскоговорящих учеников — это, как ни странно, удача. Это даже лучше, чем ожидалось. Но волнует всех, куда пойдут остальные сорок? И не пойдут ли они непосредственно к вам?

Сантименты закончились?

Концепцию общеобразовательной школы как «камеры хранения длиной в десятилетие» приписывают экс-министру образования Андрею Фурсенко (что не справедливо: он-то как раз отзывался о таком состоянии вещей критически). Суть идеи в том, что социальная функция учебного заведения в каких-то случаях может быть выше образовательной: ребенка отдают под условный присмотр, что дает возможность родителям функционировать — работать, платить налоги, кормить и одевать детей…

Школа нулевых и десятых годов была школой негласного социального договора, непроизнесенной конвенции: мы чем-то занимаем ваших детей, остальное в ваших руках. Декларировалось, что спасение ребенка от тлетворных влияний улицы или девиантной семьи представляет не меньшую общественную важность, чем предметное обучение. Тем же («только школа спасет от улицы») мотивировали, например, изменения в законе об образовании, не дозволяющие исключить из школы ребенка до достижения им 15 лет.

Именно так, более по логике «пребывания», чем по логике «обучения», работали российские общеобразовательные школы до последних лет и для детей мигрантов. Исходили из идей самых гуманных: есть ребенок — найдется и школа. Учить, адаптировать надо любого. Добром и любовью, трудом и талантом одолеем и языковые барьеры, и агрессию.

Социализация происходила не только за счет бюджета, но и (не всегда, но часто) за счет горожан — учеников и родителей, их времени, психологического комфорта, качества образования, а также чувства безопасности. Школу как будто обложили данью: требовалось учить на ходу русскому языку, уважать чужие нравы и обычаи — и попутно внушать представление о наших нормах, молча глотать агрессию «социально уязвимых» родителей… У каждого учителя, работавшего в окраинных школах с большим присутствием мигрантов, уже есть в запасе два-три триллера.

При этом все разговоры о «трудностях перевода» и тяготах коммуникации немедленно объявлялись ксенофобскими, а конфликты культур и укладов и моральных представлений — надуманными. С особой деликатностью руководители всех уровней комментировали конфликты с даже самым легким налетом «межнац…». СМИ создавали образ напуганного темноволосого малыша, такого «маленького Мука», над которым заносит кулак юный pogrom-щик, свиномордый русский фашист. Подумать только: еще десять лет назад в Москве можно было уволить учителя за обращенный к ученикам призыв «уважать русские законы и жить по русским правилам» — так произошло в школе 847 в 2013 году. Две учительницы, осмелившиеся произнести прописные истины, были уволены. Потом, правда, восстановились на работе через суд, а в результате была уволена директор, проявившая чрезмерный, ранее невиданный трепет перед азербайджанскими родителями.

Теперь речь идет о принципиально новых отношениях семей мигрантов с российским социумом. Этим отношениям предложено стать прагматичными. Даже, пожалуй, жестко прагматичными. Семья должна своими силами подготовить ребенка к школе — а иначе что?

Сама, все сама

А иначе придется ребенку проходить тестирование заново — после трехмесячных языковых курсов. Особо выделим: курсов платных. Они будут создаваться в школах и образовательных центрах — не в каждой, но, видимо, их хватит на район. В прошлом году в российских школах учились всего 200 тысяч детей мигрантов (из 18 млн российских школьников). Или с помощью репетиторов. Или с помощью друзей семьи, родных, кого угодно, но текст из 19 слов ребенок должен составить, на простые вопросы ответить.

Но вот тестирование уже началось, а языковые курсы только где-то как-то спорадически запускаются. И не допущенные к испытаниям (около 80 процентов так и не приступи ли к тестированию из-за неловкостей с документами), и не прошедшие их одинаково растеряны. Дальше-то что?

А дальше сама, сама. Преподаванием РКИ (русский как иностранный) занимаются языковые школы (в среднем 10 тысяч в месяц) и репетиторы (от 650 рублей за академический час и до бесконечности). Мигранты, согласно опросам, готовы тратить на уроки русского в среднем 7 тысяч рублей в месяц, если это, конечно, три месяца, а не все двенадцать. А если больше, если пересдача?

Уже понятно, что взят новый курс на одинокого иностранного специалиста — вахтовика, зарабатывающего здесь и уезжающего строго в день истечения трудового договора (новые общежития для мигрантов «в дубайском формате» рассчитаны именно на бессемейного и временного работника). Что новые правила игры — недвусмысленный сигнал: вам здесь не тут, вас не очень-то хотят, мы согласны только на деловые отношения. Отношения предельно выхолощенные, без гуманитарного декора, но и без лицемерия.

Но проблема в том, что эти дети уже есть, их привезли сюда, не очень-то их спрашивая. И вряд ли они куда-то уедут по доброй воле. И бросать их наедине с их языковыми недокомпетенциями как-то легкомысленно по отношению к собственным гражданам. Как-то ужасно недальновидно.

Сейчас, по грубому подсчету, в школу ходит только один из четырех несовершеннолетних мигрантов. А еще около 600 тысяч таковых, въехавших в Россию, уже не учатся ни в школах, ни в колледжах. И хорошо, если они таскают ящики на «Фудсити» или чистят садовые дорожки на дачах, но есть большое подозрение, что не все таскают и не все чистят. Какие темные энергии, какие идеи и настроения бродят в этом колоссальном и совершенно непрозрачном коллективе, мы примерно понимаем. Но нужно ли этот коллектив увеличивать?

Родители, сетующие на дороговизну курсов РКИ, еще не знают, что с осени прошлого года в Госдуме лежит законопроект о платности всего довузовского образования для детей мигрантов. И детские сады, и общее образование, и драмкружок, и техникум — все может стать платным, а значит, никакой дроби уже не будет. Как это отразится на общественной безопасности, гадать уже не придется, но и в режиме «приказано выжить» выживут далеко не все.