Телеведущий Владимир Соловьёв предложил вернуть смертную казнь в России.

Иван Шилов ИА Регнум

По его словам, «если Дарью Трепову обменяют, то что остановит следующих убийц? Тебя же обменяют, где-нибудь там встретят как героиню и еще дадут кучу денег. Высшую меру наказания надо вернуть именно для этого — чтобы не было иллюзии того, что можно избежать наказания». Напомню, Дарья Трепова, по данным следствия, явилась исполнительницей теракта, в результате которого был убит военкор Владлен Татарский — и еще десятки людей были ранены.

Разговоры о восстановлении смертной казни возникают постоянно — особенно в связи с какими-нибудь громкими преступлениями — и вызывают, судя по комментариям в Сети, живой энтузиазм.

Людям кажется, про пресечь зло не так трудно — нужно только отказаться от неумеренного гуманизма и смело отправлять злодеев на смерть. При всей популярности такой точки зрения она ошибочна.

Прежде всего, мораторий на смертную казнь существует не в интересах преступников — а в интересах законопослушных граждан.

Юридическая система не является безошибочной — ни в одной стране мира. И она не будет безошибочной в будущем. Подозрения в тяжких злодеяниях могут пасть и на невинных людей. Такое бывает. Это обычно выясняется, когда дело пересматривают, и неправильно осужденных выпускают. Иногда они успевают провести за решеткой десятилетия.

Но в отсутствие смертной казни неправомерно осуждённого можно хотя бы выпустить.

Воскресить казнённого невозможно.

Казнь не только делает добросовестные ошибки необратимыми, но и создаёт более благоприятные условия для коррупции. Неправо казнённый лежит в земле и жалоб не пишет, не добивается пересмотра дела, не может дать никаких показаний — что, согласитесь, очень удобно для тех, кто отправил его на смерть.

Злоупотребления смертной казнью, как нам стоит помнить, приняли особенно грандиозные масштабы в эпоху массовых репрессий — когда даже совершенно лояльные граждане могли подвергнуться оговору, пыточному следствию и казни. Потом их признали невиновными — но к тому времени их тела давно уже истлели в земле.

Отказ от смертной казни — это один из предохранителей, которые удерживают общество от сползания туда, где мы уже были.

Казнь предполагает исполнителя, палача. Человека, который будет всаживать пулю не в вооружённого неприятеля на поле боя, а в безоружного и безответного человека. Заслужил сам злодей смерть или нет — никто не заслужил быть палачом.

За предложениями вернуть смертную казнь стоит понятное стремление воздать злодеям по заслугам. Зло не должно торжествовать, негодяй не должен похваляться тем, что ему всё сошло с рук. Он должен быть принужден к осознанию того, что ему не следовало так поступать. Он должен — если не на уровне искреннего раскаяния, то, хотя бы, на уровне горьких последствий — понять, что он совершил самую тяжкую ошибку в своей жизни.

Но пожизненное заключение служит этой цели гораздо лучше, чем смертная казнь. Выстрел (которого приговорённый даже не успеет услышать) не может произвести такого эффекта, как лязг тюремных ворот, которые закрываются за преступником навсегда — а впереди у него долгие годы, когда он будет просыпаться с полным сознанием того, где он находится — и почему он сюда попал.

Понятно желание обеспокоенных людей, чтобы угроза была надёжно устранена. Преступники не должны ходить по тем же улицам, что и наши близкие. Но это достигается пожизненным заключением. Слабое (или ослабевшее в результате смуты) государство бывает неспособно удержать преступников под замком и вынуждено прибегать к смертной казни. Но к нашему государству это, слава Богу, не относится.

Другое соображение — казнь должна устрашать потенциальных преступников. Вопрос эффективности такой меры изучается уже очень давно в рамках криминологии, научной дисциплины, изучающей преступность и меры борьбы с ней.

Как оказывается, смертная казнь не только не сдерживает преступность — но иногда способствует ухудшению ситуации, потому что преступнику, ходящему под расстрельной статьёй, становится нечего терять, и он с лёгкостью идет на новые преступления.

Уже очень давно замечено, что неотвратимость наказания гораздо важнее его суровости — потому что преступник всегда надеется избежать поимки.

Надо ли обменивать Дарью Трепову — совершенно отдельный вопрос. Пока что, насколько известно, никто такого обмена не предлагал. Обменивают воинов, попавших в плен на поле боя, провалившихся разведчиков — а вот обменивать участников терактов было бы по меньшей мере необычно. И, действительно, чревато самыми дурными последствиями — прежде всего, легитимизацией терроризма как образа действий.

Неприятельский солдат — это одно, террорист (ка), который взрывает собственных сограждан в кафе, — это совсем другое.