У стен Царьграда. Памяти Павла Канищева
Сегодня, 22 декабря, в «Пантеоне защитников Отечества» в Мытищах (который иногда называют «генеральским кладбищем», или — чуть менее патриотично — «русским Арлингтоном») прощаются с Павлом Канищевым, простым бойцом-добровольцем из 155-й бригады морской пехоты Тихоокеанского флота. А ещё — экс-лидером Евразийского союза молодёжи, мыслителем-социологом, одной из ярких фигур «уличной политики» нулевых и десятых, послушником в заволжских и вологодских монастырях. И моим другом.
Оператор БПЛА и «дронобоец» Канищев погиб 15 декабря (по совпадению или нет — в день рождения Дарьи Дугиной) на передовых позициях 155-й бригады западнее Курахова у села с непростым названием Константинополь. Осколочное ранение в голову. Те, кто был на СВО, говорят — «типичная история». И ещё одна «типичная история»: семья получила официальное подтверждение о гибели Павла через несколько недель после «факта смерти». Однополчане пытались связаться с родными и передать скорбную весть через третьи руки — семья до последнего надеялась на то, что это неправда. И лишь когда брат Павла обратился по инстанциям, оттуда подтвердили: да, убит 15 декабря 2024 года, н. п. Константинополь (ДНР). И вот — пантеон в Мытищах, генеральское кладбище…
Когда дня три назад мы узнали о гибели Павла, один из наших общих друзей вспомнил в чате в «телеге» стихи поэта-фронтовика и такого же, как Павел, добровольца 2022 года — Дмитрия Артиса: «Не скулишь и не пишешь прошений, просто служишь Отчизне своей. Здесь на каждую сажень траншеи по десятку великих людей». Павел себя великим не считал, это точно. Но, как считают те, кто его знал (и я в том числе), за свои 38 лет он успел прожить как минимум три яркие жизни — таким беспокойным, в хорошем смысле, был наш друг.
Осенью 2006-го старшекурсник РГСУ Канищев пришёл в офис (нет, конечно не в офис — в штаб) молодых евразийцев в «промке» близ метро «Автозаводская». В середине нулевых таких интеллектуалов любили называть уличными бойцами и политическими солдатами. За пафос неловко, ведь многие сейчас безо всяких эпитетов — солдаты, кто под Купянском, а кто на южнодонбасском направлении. Но Паша, что есть то есть, старался привнести в высоколобую компанию хоть какую-то дисциплину. Начитанностью молодых гуманитариев было не удивить, но чем «новобранец» покорил тогдашних командиров новосозданного ЕСМ, так это — чёткостью мысли. Да и просто способностью перемножать в уме трёхзначные числа — «как машина!».
Качества, которые очень пригодятся через 17 лет, на кураховском направлении, при наладке электронной начинки «птиц».
Но сам Павел на «машину» похож не был, а был «не холоден, а горяч», был человеком увлекающимся. Так, в 2006-м он увидел что-то «горячее» и настоящее в сконструированной тогдашними демиургами «суверенной демократии». Вот цитата из одного из текстов Павла, к II конгрессу интеллектуальной евразийской молодёжи 2006 года. Кстати, во многом предсказавшего судьбу тогдашних властителей дум и нынешних релокантов:
«Суверенная демократия — это черная дыра, которая затягивает в себя ельцинскую Россию 90-х, со всеми ее либералами, олигархами, журналистами и политологами. Персонажи 90-х исчезают в ней на глазах. Те, что поумнее, — уезжают, те, кто поглупее, — садятся в тюрьму, те, кто поживучей, — откладывают неминуемый финал. Самые прозорливые спешат присягнуть — не Путину и даже не России, а новой, возникающей на наших глазах реальности».
Или, например, так. Тоже 2006 год.
«Перефразируя замечательного учёного и евразийца Льва Гумилёва, говорившего, что «если Россия будет спасена, то только как евразийская держава», можно сказать: если человечество ещё получит шанс на спасение, то этим шансом будет Евразийская империя — империя, сохраняющаяся в глубинах русского мира».
Да, конечно, мы были далеко не единственными, кто в те стабильные годы «желал странного» — русский мир, Крым, Новороссия, «граница России — горизонт». Но в пресловутой молодёжной политике 2000–2010-х Павел и его команда оказались на том фланге, где никого не должно было быть.
Против либералов и спутавшихся с ними учеников Лимонова (многие из этих «другороссов» сейчас — добровольцы СВО, воюющие на тех же «саженях траншей»). Но и за рамками тех технологичных и постмодернистских проектов, где в начале конвейера был Василий Якеменко, а на выходе — «нашистка» Света-из-Иваново, с трудом вызубрившая методичку, которую ей сочинил оживший персонаж Виктора Пелевина.
Небольшая, но спаянная группа русских мальчиков и девочек (по Достоевскому) «немного беспокоила» то уважаемый системно-либеральный фонд, то согласованные парады «несогласных», но чаще всего — украинское посольство. Акции были мирными, с типичным для того времени скоморошьим оттенком, но не без смысла. Вспоминаю, как в 2008-м Павла задержала милиция у киевского «представництва» в Леонтьевском переулке. Стоянием с нарисованными гуашью плакатами «Севастополь — русский город!» и кличами «Киев — наш!» дело не ограничилось — и в сторону посольства полетели модели АПЛ 971 «Барс». «Задержан лидер ЕСМ Павел Канищев, бросавшийся подводными лодками», — бесстрастно сообщили тогда коллеги из «РИА Новости». Молодые евразийцы готовы были хоть «перерисовать карту звёздного неба», хоть всеми силами вступиться за всемогущего тогда Юрия Лужкова — ведь его за слова о русском Крыме «забанил» режим Ющенко.
Павел Канищев обладал даром находить и собирать «сумасшедших и смешных» — из Питера, из Новосибирска, Владикавказа и Владивостока. И из Донбасса — из движения со странным названием «Донецкая республика». Приезжая в Москву, они говорили нам: если «бандерлоги» устроят ещё один Майдан, то будет уже не «оранжад», как в 2004–2005, а начнётся гражданская война — но тогда это казалось просто кухонными разговорами на «вписках». А пока, говорили они, ждите Майдана у себя, в Москве.
И они оказались правы — случилась «Болотная». Молодёжная политика с бюджетами и барабанами в этот момент почему-то испарилась, власть успешно отразила либеральную угрозу (пятую колонну, как говорил Павел — но ведь ещё оставалась «шестая колонна» в высоких кабинетах…).
«Вторая жизнь» Павла Канищева была связана с наукой. Он должен был сделать, и делал, блестящую научную карьеру в Московском университете, на социологическом факультете. Павел оказался дельным «преподом», но не отстраненно-холодно-кабинетным учёным. Востоковед Виктор Васильев вспоминает, что на фразу из серии «такой толстой книгой и прибить можно» аспирант Канищев спокойно заметил — «ну да, можно». Попал на один из его докладов — о современном немецком мыслителе Дитмаре Кампере и его «социологии воображения». Казалось бы, думал я, какое дело нам (и самому Павлу) до этого мало известного в наших краях философа?
И понял, почему именно его Канищев взял для изучения: этот самый Кампер говорил о том, что человеку мыслящему пора вернуться из «технологичной» виртуальности, от абстракций — в реальную жизнь. А эта, реальная жизнь была в корне неправильной. Поэтому младоевразийцы пытались хоть как-то помочь, то южным осетинам после войны 08.08.08, то сербам, которых «отменили» еще после войны-1999. После поездки к единомышленникам на Балканы в начале десятых Павел вспоминал: «Когда едешь по Косово, то видишь сожженные дома и православные монастыри, которые опутаны колючей проволокой».
Может быть, для того, чтобы наши храмы не постигла та же участь, он и начал свою личную «духовную брань». Третья жизнь Павла Канищева проходила в послушании и трудничестве. Сперва — в Иверско-Софрониевой пустыни в лесах под Арзамасом, у отца Владимира (Цветкова), известного психолога-антрополога. Наш общий друг Максим Медоваров, доцент Нижегородского универа, ведущий специалист по английским традиционалистам, рассказывал, как приехал в гости к послушнику Павлу — а тот учил его доить коз.
Потом — по монастырям Вологодчины, а затем в обители древнего города Старица («удельной столицы» Ивана Грозного, который назвал её Любим-Городом — что, думаю, было важно для бывшего лидера «евразийских новых опричников»). Павел был трудником, но не стал иноком — и остался, при всей своей скромности, человеком в определённой степени артистичным.
Недаром, в артхаусной короткометражке, которую в Старице сняла режиссёр Виолетта Гунина, он сыграл самого грозного царя.
В какой-то момент многие из нас, и я в том числе, погружённые в основательную московскую суету, потеряли товарища из виду.
А потом узнали — весной 2022-го он ушёл на СВО, добровольцем. Он был не первым евразийским интеллектуалом, уехавшим в Донбасс. Александр Просёлков променял медиакарьеру в родном Ростове на работу в первой донецкой администрации и погиб в июле 2014-го при обстреле колонны с «гуманитаркой» в ЛНР. Многие возили эту самую гумпомощь в «минские» времена, следя на месте за тем, чтобы груз не пропал в серой зоне. Но Павел, пожалуй, был из первых, кто ушёл на большой фронт.
Москвич Павел Канищев оказался в рядах дальневосточных морпехов — и в самом пекле. 155-я Тихоокеанская бригада осенью первого военного года выбивала ВСУ из Павловки близ Угледара и шла на первые штурмы этой «фортеции». В этом году бойцы отражали атаки вэсэушников в Курской области — и освобождали Курахово.
Друзья из питерского гуманитарного проекта «Солнце севера» вместе с другим «нашим» бойцом ездили в расположение подразделения, где служил Павел, отвезли купленные на собранные деньги установку РЭБ и пеленгатор дронов. В переписке осталось видеоособщение, которое Павел отправил всем нашим: «Станция, пеленгаторы — самые необходимые вещи для нас на фронте сейчас и то, чего просто часто нет. Это то, что реально спасает жизни… Огромная вам благодарность, всем».
И просил молиться за него — так же, как и тогда, когда уходил на фронт.
«Донецкая область пахла расцветающей землёй, запахи сводили с ума нас, приехавших из зимы. Павел был весел, настроен на победу, — вспоминает сейчас коллега из «Солнца севера». — Павла уже нет, а победа ещё будет».
Когда Павел уже погиб, а мы ещё об этом не знали — я сортировал фотографии во «ВКонтакте» и нашёл фотку с посиделок на моей даче. Подмосковье, 2010 год. Вспомнилось выражение покойных дедов — «довоенные фотокарточки». Один из тех, кто запечатлён на этом снимке, «ушёл в эмпиреи», ведёт философские онлайн-стримы, в которых неподготовленные люди (вроде меня) поймут разве каждое десятое слово. Кто-то по-прежнему тянет преподавательскую лямку.
А Павел — прошёл путь до донбасского Константинополя, «тёзки» Второго Рима, о котором грезили столь важные для нас Константин Леонтьев и Достоевский. Как сказал один проницательный человек, мнению которого я склонен доверять: «Господь забрал воина Павла в небесный Царьград».