Фрагмент из интервью артиста Богдана Бенюка, в котором он советует ведущей хлестать ее племянников, не желающих говорить по-украински, розгами или бить бутылкой по голове, вызвал большой резонанс даже после стольких лет агрессивной украинизации.

Иван Шилов ИА Регнум

Потому, что, даже согласившись с тезисами, что нельзя говорить «на мове агрессора» и государственный язык должен быть один, люди не испытывают внутренней потребности его использовать. А идея, которую предлагает Бенюк, — через побои внушать «гордость за мову» и «уважение к своей стране», — очевидно идиотская.

Как и сам разговор: девушка жалуется старшему товарищу, что в её семье какие-то выродки, а он рекомендует их избивать почаще, чтобы направить на путь истинный.

И это кристально чистое доказательство того, что вся языковая проблема на Украине — идеологическая, работающая только и исключительно в рамках шаблона, заданного более ста лет назад.

И как продукт определенной политической тусовки (а народный артист много лет входит в руководящие органы правой западноукраинской партии «Свобода»), Бенюк скрупулезно следует принципам, вознесенным на уровень государственной политики.

Еще в 1912 году журнал «Українська хата», выходивший в Киеве под редакцией Павла Богацкого и Никиты Шаповала (кстати, коммуниста), разрабатывал идеологические основы украинского государственного мировоззрения «по-бенюковски»:

«Услышишь вражескую мову из милых уст — отрекайся их. Умей ненавидеть. Когда речь у нас идет про Украину, должны оперировать одним словом — ненависть к врагам её».

И там же о том, что возрождение Украины — «синоним ненависти к своей жене московке, к своим детям кацапчатам…» Можно найти соответствующие высказывания одного из основоположников украинского национализма Миколы Михновского и других деятелей, развитые их современными последователями до высшей степени абсурда.

Нетрудно заметить, что раз есть установка — обязательно должен быть и враг. В этой логике и строился весь политический процесс. Одновременно в такой же шизофренической манере провозглашавший, что место Украины — в семье счастливых народов Европы с её передовыми стандартами, что свобода — высшая ценность для украинцев, а демократия уже стала неотъемлемой частью повседневности.

То есть, к высшим идеалам тоже следовало прийти через побои, страх и постоянное кормление чувства ненависти.

Но в итоге добились обратного эффекта. Мова стала языком пропагандистской истерики, канцеляризма, принуждения, определенной позы и политических воззрений. Вопрос «Чому не державною?» давно находится в обязательном наборе вульгарного националиста наряду с «чей Крым?» и «Россия — агрессор?» Это инструмент общения с государством и самозваной элитой.

Потому что «украинский язык притесняли и запрещали в течение 400 лет».

А когда человек понимает, что его собеседник не представляет угрозы, то переходит на привычный русский. Я сам наблюдал это много раз, в том числе среди украинцев в Европе: сначала натянуто-осторожное обращение, а затем в глазах мелькает облегчение.

Русский язык никуда не делся, просто стал языком «нормального общения» между людьми, которые доверяют друг другу. Как много лет до того был языком общения профессионального, которое попросту невозможно было механически перевести на «державну». Ни для кого не секрет, что весь аппарат Зеленского, включая его самого, говорит по-русски, как и его оппоненты — Петр Порошенко, Виталий Кличко, Юлия Тимошенко.

Русскоязычен основной состав СБУ, ГУР, таких полно в армии — начиная с главкома ВСУ Сырского, так и не избавившегося от своего владимирского акцента. Никто же всерьез не думает, что свои совещания он ведет «державною»?

Для деланого патриотизма — мова, для дела — русский. Ведь и Бенюк превосходно им владеет, поскольку с 70-х годов прошлого века снимался в советском, а потом в российском кино. Одна из его первых ролей — солдат Крынкин в фильме Леонида Быкова «Аты-баты, шли солдаты».

Когда полицаи и «общественные формирования» ловят подростков, слушающих музыку на русском языке, и заставляют извиняться на камеру, это деланый патриотизм. А музыка — это суть, на которую и жаловалась девочка в телевизоре. Украинского культурного продукта, вызывающего любовь, уважение или даже хотя бы долгосрочный интерес, не выпускается — как и фильмов с Бенюком.

Так что когда молодежи запрещают потреблять то, что ей на самом деле нравится, у нее возникает внутренний протест. Русский язык становится языком бунта против тупой системы, против искусственных идеалов и мертвых ценностей. Против старшего поколения — точнее, той его части, которая не знает ни классических цитат из фильмов и мультфильмов, живущих в народе, ни мемов поновее.

Над украинским языком был поставлен уникальный эксперимент: его насильно сделали главным, внедрив при этом массу малоупотребимых и устаревших галицизмов и новых конструкций, вроде массы глупых феминитивов.

Живой и красивый киевско-полтавский диалект превратился в груду угловатых камней, норовящих засыпать человека постоянно меняющимися исправлениями и запретами.

Как это было с буквой «ф» — не Фёдор, а Тодор, не эфир, а «этэр», не Афины, а «Атэны». Вице-президент теперь пишите слитно, а пол-яблока — без дефиса. Эту чудовищную искусственную словесную массу просто невозможно любить. Ей именно что бьют по голове, заставляя исполнять неприятные обязанности — и в итоге мову не спасают, а загоняют в такое гетто, что стоны про 400-летнее ущемление кажутся просто издевательскими.

Она становится отдельной от народа, где даже от рождения украиноязычные люди пользуются совершенно другим языком. И их тоже придется увещевать бутылкой по голове для того, чтобы они соответствовали идеологическим стандартам.

Ведь по большому счету, если отодвинуть вопросы идеологии в сторону, мова не нужна ни для чего. Она не дает никаких преимуществ, особенно для миллионов выехавших из страны. Она не гарантирует успеха в творчестве: аудитория слишком мала. Насильственная украинизация образования и профессиональной деятельности не повысила их качество, поскольку никакого развития нет.

Есть бесконечное падение от пика развития, достигнутого Украиной в советский период. Когда, к слову, господдержка украинского языка предполагала миллионные тиражи книг и газет, поддержку поэзии и кинематографии, развитие театрального искусства и музыки. В конце этого пути остаются только розги и бутылка, без которых вообще ничего не лезет.

И племянники телеведущей, скорее всего, будут говорить на энглизированном русском (совершенно не умея на нем писать), но загнать их в догматы более чем столетней давности вряд ли удастся.