Поезд Москва — Климов, который 1 июня подорвали украинские террористы, при Союзе назывался Москва — Новгород-Северский. После развала СССР этот древний русский город, по какому-то странному недоразумению входивший в УССР, отдали Украине, а сам маршрут обрезали до новой границы — Климова.

Иван Шилов ИА Регнум

Теперь на этом поезде ездит в Москву вся Брянская область.

Был поезд Москва — Брест, что шел на Белоруссию. Но сейчас его развернули, и теперь идет он через Смоленск. К счастью, до Смоленска еще не дошло гулкое эхо войны. Надеюсь, что никогда и не дойдет.

Из самого Брянска в столицу идут прямые поезда, но до Брянска еще нужно добраться. Поэтому пассажиром поезда Москва — Климов хотя бы раз в жизни был каждый житель области. Это главный и едва ли не единственный железнодорожный маршрут, который связывает нашу малую заповедную Родину, край корабельных сосен, дремучих лесов и непроходимых болот, с Большой Россией.

Но главным образом на климовском поезде едут работать вахтовым методом мужики. Обычно на стройку или в охрану.

В моих родных Клинцах из градообразующих предприятий лишь автокрановый завод да тюрьма. И зарплаты там такие, что семью не прокормить (да и сам скорее ноги протянешь). В городах помельче — ситуация еще сложнее. Есть фабрика или завод, да еще какая-то мелкая коммерция. Для всех же остальных существует только Москва.

Вот и кормит всю Брянскую область поезд Москва — Климов. Поезд простых русских людей, которые едут в столицу на работу. Едут, чтобы содержать свою семью. Чтобы было на что собрать детей в школу, одеться и обуться. Москва — кормилица.

У этого маршрута есть свои приметы.

Крики «дятьковский хрусталь!» посреди ночи. Гигантские плюшевые крокодилы и медведи в Сухиничах, которые залезают тебе прямо в окно. Милая эстетика средней полосы, с детства знакомая каждому моему земляку. Я и сам покупал игрушки из Сухинич, а вот с дятьковским хрусталем как-то не задалось. Всегда боялся не довезти, разбить. Всё-таки поезд — то дёрнет резко, то затормозит.

В начале «нулевых» климовский поезд еще называли «пьяным».

Это было смутное время, когда хотя бы относительно сытая жизнь еще не дошла до нашей глуши. У кого-то в Москве был клуб Дягилева с золотой молодежью, у нас же в Клинцах были «Три медведя» с гопниками и неизменной «Охотой крепкой».

Да и нравы были совсем другими. За путешествие на край ночи в чужой район могли запросто избить. А то и поставить на нож. «Слово пацана» смотрели? А мы в этом жили.

Вахтовики чаще всего ехали в самом дешевом «общем вагоне». А еще ехали бедные студенты вроде меня. Так что я успел вдоволь насладиться всеми прелестями общего вагона. Если кто не знает, это обычный плацкартный вагон, только два человека на место. Потому стратегия была следующей: среди первых ворваться в поезд и занять верхнюю полку. Правда, потом с нее было лучше не слезать все 11 часов — займут другие.

Понятное дело, что вахтовики в общем вагоне беспощадно пили. Каждый раз — как в последний. Некоторых потом сердобольные проводницы даже привязывали к полкам, чтобы они не валились посреди ночи, словно розановские опавшие листья. Всё-таки поезд — то дёрнет резко, то затормозит.

Впрочем, далеко не каждая проводница отваживалась в эту русскую Вальгаллу даже зайти. Конечно, понять было можно, мужики с вахты едут. Или на вахту. Но потом всё как-то резко изменилось.

Уже в конце «нулевых» наш народ резко перестал пить, а общий вагон и вовсе отменили, как будто именно для этого он и был предназначен. Я же перестал быть бедным студентом и смог позволить себе обычное человеческое купе.

Не так давно меня и вовсе поразила одна пожилая пара попутчиков. Внезапно оказалось, что московские пенсионеры ехали отдыхать… в Клинцы. В санаторий «Затишье», где корабельные сосны и поют целебной минеральной водой. И вся эта благодать по московским меркам почти бесплатно. Сначала я ахнул, а потом немедленно подтвердил, что всё так и есть.

Украинскими беспилотниками я этих бабушку с дедушкой решил заранее не пугать.

Так изменился за 20 лет поезд Москва — Климов. А вместе с ним изменилась и наша страна. Впервые я на нем приехал в столицу в далеком 2006 году. Да так тут и остался. И кажется, что это навсегда. С тех пор езжу на Москва — Климов к родителям по нескольку раз в год. За 20 лет он мне стал вторым домом.

Несколько дней назад мой второй дом подорвали.

В нем погибли и пострадали мои земляки. Взрослые и дети, мужчины и женщины. Наши русские люди. Семь человек больше никогда не выйдут на перрон Киевского вокзала. Не услышат про дятьковский хрусталь. Не купят своему ребенку игрушку в Сухиничах. Не вернутся к своей семье в Клинцы, Унечу, Новозыбков и Стародуб.

Это очень разные люди. Каждая история цепляет за живое. Пожертвовавший собой машинист Павел Мишин. Педиатр из знаменитого детского хосписа Виолетта Горыня и ее младенец, за жизнь которого борются врачи. Объехавший полмира Александр Садуро и жена-тайка, которая в тот день впервые прилетела в Россию и так и не дождалась его в аэропорту…

Но мне почему-то в память врезался Александр Згуро. Пожалуй, самый типичный, а потому неприметный пассажир: 54-летний вахтовик, которого в этом поезде вообще не должно было быть. Много лет подряд каждое 3-е число нового месяца он приезжал в Москву на две недели работать охранником. А в этот раз начальство перенесло начало вахты на 1-е число. Но его вахта окончена. 3 июня Александра похоронили в родной деревне в Унечском районе.

Я не хочу грозить в пустоту и требовать кар небесных для нашего врага. В конце концов, лично от меня тут мало чего зависит, да и в целом нет ничего ничтожнее пустых и бессмысленных угроз. Потому лучше задонатить на русскую армию, сдать кровь для пострадавших.

Да и праведное возмездие нашего подлого врага рано или поздно настигнет. Причем вполне буквально. Так, мои друзья-артиллеристы вчера отправили на голову врагу снаряд с подписью «За поезд Москва — Климов». И еще отправят десятки, сотни, тысячи таких снарядов. Пока врага не станет вовсе, будут лишь пепел и окалина, которую можно будет собрать в совок и выкинуть на свалку истории.

Сегодня же мне хочется ровно одного: Россия, не забывай поезд Москва — Климов. Помни эту страшную трагедию и наших людей. Помни, как буду помнить ее я.

Всю оставшуюся жизнь.